Для борьбы с детскими суицидами в России введут профилактические родительские собрания. Типовые сценарии таких мероприятий разработало Минобрнауки. На собраниях будут тестировать пап и мам, чтобы определить, находится ли их ребенок в зоне риска.
В частности родители ответят на вопросы о том, сколько школьник сидит в интернете, как часто у него меняется настроение, было ли рождение ребенка желанным и другие. Родителям расскажут о группах смерти в соцсетях и о том, как понять, состоит в них подросток или нет.
Психологи подскажут, как правильно построить разговор с ребенком по душам и помочь ему в трудной ситуации. Ожидается, что в перспективе подобные мероприятия будут проводиться во всех школах страны. Пока документ дорабатывается. По мнению экспертов, проблемы в семье – одна из основных причин подростковых самоубийств. Инициативу мы обсудили в прямом эфире с ведущей радиостанции Вести FM.
В.: Скажите, на Ваш взгляд, насколько может быть эффективным такое тестирование для родителей, чтобы ответит на вопросы о склонностях ребенка и суицидальных мыслях?
А.М.: Знаете, на мой взгляд, первое, что нужно сказать в подобной ситуации – это наконец-то! К сожалению, нам пришлось пережить немало трагических случаев, чтобы мы, наконец, начали шевелиться. И я считаю, что эта идея, эта инициатива, которая витала в воздухе – она единственная правильная. Из всего прозвучавшего я бы, наверное, знаете, что бы дополнил, что кроме того, что нужно тестировать детей на предмет наличия каких-то особенностей и установления границ группы риска, я бы в обязательном порядке тестировал родителей именно потому и ровно потому, что прозвучала правильная фраза: все проблемы детские – это проблемы внутрисемейные.
Поэтому тестировать одного лишь ребенка в надежде, что мы поймем, что происходит и сможем ему помочь – это не совсем справедливо, скажем так, мягко. Потому что те проблемы, которые существуют в семье невозможно решить через ребенка одного. Идея прекрасная. Надеюсь, воплощение будет достойным.
В.: Но, скажите, ведь дети сегодня с родителями одни, а в телефоне у них совершенно другая жизнь: там и мессенджеры, и соцсети, и переписки, и другие интересы – и родители не всегда знают, какая жизнь там ведется у ребенка в этом самом маленьком телефоне, смартфоне, и что там происходит. Насколько реально такой тест может отразить ситуацию и внутреннее состояние ребенка?
А.М.: Вы знаете, это верно, но лишь отчасти. Потому что на самом деле человек и должен быть разным везде: в одной ситуации он один, в другой – другой – это и называется адаптацией и адекватностью. И то, что у ребенка в руках есть некий предмет, который довольно глубоко отражает его особенности и способен по его команде быть ему внутренним миром – это абсолютно нормально и, в принципе, хорошо. А вот смогут ли с этим разобраться специалисты… родители вряд ли, потому что родители зачастую предполагают ровно одну функцию – контрольную: где ты был, с кем ты был, покажи, что у тебя в телефоне, ай-яй-яй, ой-ей-ей, это кошмар!
Но на самом деле ничего кошмарного там нет. Кошмар заключается как раз в том, что мы не знаем и не умеем, не владеем техникой понимания того, что происходит с ребенком. А в реальности это сделать совсем не сложно, надо только это делать несколько раньше, чем тогда, когда ситуация уже вышла из-под контроля. Поэтому, если будут разработаны тесты и программы, какие-то методические материалы для разных возрастных категорий детей, для разных слоев социальных родителей, потому что именно они обеспечивают ребенка своими проблемами, носителями которых они являются, тогда эффект, я думаю, превзойдет все ожидания и будет очень серьезным и достойным.
В.: Не могу не спросить, Вы уже сказали, что, действительно, было бы неплохо разделить по возрастным группам, подростковая там самая опасная, самая тяжелая, что называется. А скажите, по каким-то действительно косвенным признакам – те же самые перемены настроения, связанные с той жизнью, которую ребенок ведет в социальных сетях, в интернете, по аппетиту – родители могут понять, что с ребенком что-то происходит и это не только нагрузки школьные или в различных секциях?
А.М.: Да, конечно! И я думаю, что у внимательных родителей вопросов в этом смысле не возникает. Потому что каждый пубертатный криз – то есть это период, когда происходит мощный скачок физический, который сопровождается всплеском гормонов, начиная с однолетнего возраста, там год, три, пять, семь и так далее – каждый пубертатный криз сопровождается определенными особенностями, которые родители наблюдают. Они этого не могут не видеть, потому что ребенок становится капризным, плохо управляемым, плохо спит, у него не просто часто меняет настроение, а оно превалирует со знаком «минус», с ним все труднее договариваться и так далее. И каждый из этих эпизодов, каждый из этих периодов родители переживают определенным образом. И они обращаются в разные инстанции: медицинские, психологические…
В.: Либо просто закрывают на это глаза!
А.М.: Вы знаете, а им говорят: «Ну, чего вы хотите? Ничего страшного! Перерастет!» — вот это самое страшное слово. Потому что перерасти, он перерастет, но, как правило, проблема не уходит, она генерализуется, углубляется, ребенок начинает болеть – здесь самое страшное происходит. Когда говорят: «Ничего страшного – это сплошь и рядом» — а потом это «сплошь и рядом» оборачивается трагедией. Поэтому если родители внимательны, если они вовлечены в процесс, если они не откликаются на предложение подождать и посмотреть, а продолжают искать выходы, искать специалистов, которые будут помогать им быть внимательными, адекватными и адаптивными – у них есть все шансы трагедии избежать. Однозначно.