В Москве 19-летний студент зверски убил девушку, которая отказалась с ним встречаться. После Артём выложил в соцсетях предсмертную записку. В ней скрупулёзно описаны все кровавые подробности.
Об этом мы говорили с ведущим рубрики «Особый случай» радио Комсомольская правда Антоном Араслановым.
— А.А.: Для Вас, как для врача-психиатра, Вы прочитали эту предсмертную записку, всё очевидно? У него действительно был диагноз?
— А.М.: Ну, как минимум, наркозависимость. Говорить точно довольно сложно, потому что наркосостояние очень часто либо скрывает, либо провоцирует какие-то большие психические расстройства, настоящие болезни. Поэтому говорить сейчас с уверенностью насколько он был болен именно с точки зрения психиатрии довольно сложно. Но с точки зрения наркологии он однозначно был нездоров.
— А.А.: Вы сравнивали и, в том числе, что сама Таня писала в социальных сетях и нашему корреспонденту Александру Рогозе рассказали о том, что очень похоже то, что Артём пишет и что пишет сама Татьяна. Похоже в чём?
— А.М.: Здесь похожести, как минимум, две. Первая — это что она тоже описывает наркотические состояния и позиционирует себя как человека, который наркотизируется и имеет некую приверженность к наркокультуре. А второе, что их объединяет, это и там, и там мы наблюдаем специфический формат самопрезентации. И тот, и другой обращаются к окружающему миру как бы свысока, как бы обладая неким особым знанием, некими особыми свойствами.
— А.А.: О чём это говорит?
— А.М.: Это говорит о чрезмерно завышенной самооценке, как минимум. И о неких когнитивных нарушениях: то есть, неспособности быть абсолютно включённым в социальные процессы, то есть, десоциализации.
— А.А.: Позвольте фрагмент из дневника Татьяны, который в социальных сетях в открытом доступе она опубликовала:
«Уже несколько лет жизнь кажется невыносимой. Как бесконечная хоррор-игра, где все люди вокруг хотят сделать еще хуже, а радости не существует вообще. То есть ты по привычке делаешь вид, что радуешься чему-то, но при этом вообще ничего не чувствуешь. Разве что, дикую усталость от имитации эмоций. У тебя бывало такое, когда в плохом настроении приходишь к родственникам, но делаешь вид, что все хорошо, чтобы не посыпалась куча вопросов? Вот такое состояние всегда.»
Дайте совет родителям: на что обращать внимание, если они видят, что их ребёнок что-то написал, что должно насторожить?
— А.М.: Вы знаете, если текст они видят уже такой, то настораживаться поздно, уже нужно бить в набат и бежать к специалистам и к любой инстанции, к любому государственному институту, который в этой ситуации может им помочь, может быть задействован. Что же касается в принципе некой настороженности, то я хочу сказать, что нужно чётко разделять такие понятия как любовь к ребёнку и контроль за ребёнком. Вот зачастую мы, родители, отдаём предпочтение именно контролю: «Где ты был? Покажи свой телефон! Открой свою страницу! Дыхни!». И так далее. Это контрольный механизм.
Но они на самом деле становятся очень лёгкими и доступными, если мы к ребёнку проявляем внимание, уважение и простую человеческую, родительскую любовь. Тогда это становится не контролем, а включённостью. Тогда это становится чем-то таким, что объединяет с ребёнком и позволяет поддержать в трудную минуту, защитить его. Ну то есть, быть рядом.
— А.А.: Читаю сообщения от наших радиослушателей: Наталья пишет: «Свойство смотреть на всех свысока — свойство сектантов. Бесчувственность — это сатанизм.» Что-то навело Вас на мысль, что, вот в частности, Артём мог быть под влиянием какой-то секты, какой-то группировки неформальной?
— А.М.: Понимаете, для того, чтобы говорить о сектантстве, необходим один ключевой критерий: это должно носить религиозный характер. Вот по тем картинкам, которые они рисовали на своём теле и по тем фотографиям, которые они выкладывали в социальных сетях, я бы не сказал, что это элементы какой-то секты. А микрокосм да, присутствует. Какая-то микрогруппировка субкультуральная, да, без сомнения. Но насколько она должна входить в жизнь каждого — это уже вопрос социоадаптации.
И мы, к сожалению, не можем судить по тем снимкам, которые есть в соцсетях, хотя мы их учитываем. Ровно потому, что любая страница — это момент презентации. Это постановочные снимки. Это попытка себя презентовать, создать некий образ, по которому меня должны воспринимать. Но это совсем не обязательно, что он абсолютно соответствует внутренним порывам. Это может быть тонким камуфляжем.
— А.А.: Александр Михайлович, скажите, пожалуйста: тот факт, что в своей предсмертной записке Артём описывает, как он надругался над трупом, — это что? Это же какая-то явная сексуальная девиация? Это какое-то личностное расстройство?
— А.М.: Это не скрытая, это явная девиация. Но мы не можем говорит о диагнозе именно сексуального расстройства, повторюсь, именно потому, что есть основания предполагать, что в момент совершения этих действий он находился под воздействием психоактивного вещества. А о девиациях мы можем говорить только тогда, когда организм очищен, когда отсутствуют все воздействующие на него внешние факторы. Остаются только внутренние. И вот тогда мы можем говорить о неких тенденциях. Поэтому, дать какую то оценку трудно.
— А.А.: Ну, судя по тому, что он дальше пишет в своей предсмертной записке, там много мата, и дальше становится понятно, что он пишет «что же я наделал, что же я наделал, что же я наделал». Несколько раз. То есть его «отпустило» в какой-то момент.
— А.М.: Не совсем так. В психиатрии это называется «элемент просветления», понимаете? Потому что вещество, выдыхаясь, начинает включать сознание. Есть вероятность, что он это вещество или какое-то из веществ, какие-то из веществ, потреблял во время и после совершения этих действий. Поэтому, фрагменты, в которых он пишет о своём сожалении — это могли быть моменты того самого просветления.
