«Осень — не повод для тоски», — считают гости «Прощеного воскресенья» на радио «Комсомольская правда» (97.2 fm) психолог Александр Федорович и протоиерей Игорь Фомин
Елена Чинкова:
— За окном – тоска, многие впадают в депрессию или собираются. Почему хандрим и как бороться?
Александр Федорович:
— Понятие «депрессия», особенно по осени, немножечко притянуто за уши. Осень, как мы можем судить по великим произведениям поэтов, художников и кинематографистов, пора на самом деле осень насыщенная. Осень – есть логическое завершение лета. Это время урожая, позитива и так далее. Почему у нас говорят о том, что осенью все должны впадать в уныние, не совсем понятно. И я усматриваю в этом момент в большей степени социальный. Потому что закончился отпуск, нужно трудиться. Потому что возросла активность на рынках, в быту. И нужно демонстрировать конкурентность, а работать никому, в принципе, не хочется, и от этого возникает уныние.
Антон Челышев:
— А еще грязь в городе. Если грязь на природе компенсируется золотом крон деревьев, то в городе грязь не компенсируется ничем.
Федорович:
— Да. Город немножко по цвету серый. Дождь и тучи тоже не приносят позитива. Длина солнечного периода суток сокращается. Это все верно. Но это не есть основополагающие моменты, определяющие тяжесть состояния людей.
Отец Игорь Фомин:
— Я бы добавил в вашу копилку перечислений коммерческие составляющие. Глицин, наверное, залежался в аптеках очень много, и надо его реализовывать. Если от шутки вернуться к нашей теме, то в церкви депрессией называется уныние. Может апатией даже называться. Но скорее всего, уныние.
Чинкова:
— Недавно во время своего визита в Белгород Патриарх Кирилл отметил, что народ наш все больше вынужден жить в стрессе, бороться с постоянными психологическими нагрузками. И у церкви есть на этот счет свой рецепт. Молиться и еще раз молиться?
Фомин:
— Патриарх обращает внимание современного человека на молитву. Что именно в молитве современный человек черпает постоянство, твердость, уверенность. Как когда-то говорили, уверенность в будущем дне. От чего возникает уныние в современном человеке? Мне кажется, действительно, от нагрузок. Время сократилось. Или мы его сами сокращаем очень сильно — научно-техническим прогрессом. Я провожал знакомого на другой конец света – во Владивосток. Проводил в 10 часов вечера, а уже в 6 часов утра ехал на службу. Он мне отзванивает и говорит, что долетел. Это поразительно. Александр Невский путешествовал три месяца в Монголию. А здесь всего лишь за 9 часов человек преодолел такое расстояние. Может ли это быть причиной депрессии? Элементарно. Человек не воспринимает то, что происходит вокруг него. Сокращается время, расстояние. А биологические часы человека не долговечны. И Патриарх указывает на молитву, когда человек может оказаться один на один в безвременье вместе с Богом, со Христом и святыми.
Чинкова:
— Когда Святейший открывал новый храм в Магадане, то говорил: «Многие из вас здесь сетуют, что солнца мало, земля не такая плодородная, как на Юге. Пакуете вещи и уезжаете». Так, дескать, нельзя — нужно молиться, абстрагироваться от внешних обстоятельств, и все будет в порядке. Но суровый тамошний народ, на мой взгляд, тогда проникся не особо. Неужели только молитва может помочь забыть полностью обо всех внешних невзгодах?
Фомин:
— Конечно, нет. Чтобы только молитва помогла забыть обо всех внешних невзгодах, надо быть отшельником. Причем, к таким-то людям мир и бежит. Вспомнить Серафима Саровского, Сергия Радонежского. Они бежали от мира, но мир бежал к ним. Тоже интересный момент. Но не об этом мы говорим. Для православного человека, выражаясь светским языком, есть целый комплекс таких поступков, дел в его жизни, совершая которые у него нет возможности впасть в уныние. Уныние – это когда человек начинает обращать внимание на себя. То есть, человек незанятый, лентяй. Он смотрит на себя и начинает говорить: бедный-несчастный, как все плохо — листья опали, лужи появились, муравьи уползли, свет выключили, день стал меньше, отпуск закончился. Есть комплекс дел, о которых и говорит церковь. Это и добрые дела, и свое совершенствование, и внимательное отношение к себе в духовном плане. Мне кажется, уныние преодолимо.
Челышев:
— Так ли уж плохо смотреть на себя заниматься самокопанием?
Федорович:
— Я, наверное, поддержу ту идею, которую мы, незримо, не договорившись, обозначили. Молитва, которая должна обозначить некую борьбу, по сути должна людей объединить. Объединяя в вере, мы чувствуем поддержку ближнего. Этот момент очень значимый. Что же касается самокопаний и изысков разных, конечно, разбираться в себе нужно, анализ очень важен. Но он должен быть структурным. Ибо самокопание не должно приводить к саморазрушению, негативу. В том, что мы пытаемся разобраться, ничего зазорного нет. Но если мы это отмечаем, как негатив, как варианты нашей недостаточности, это ужасно. И в этом смысле объединяться просто необходимо.
Звонок от радиослушательницы Светланы:
— Мы не впадаем в этот грех, потому как вечная борьба — вся жизнь. У меня мама была инвалид первой группы, на уколах инсулина пять раз в день, и ребенок инвалид. Рыдать-то некогда. Трудись и трудись.
Фомин:
— Труд – один из составляющих моментов борьбы с депрессией. У меня знакомая говорит: чувствую уныние, осеннее настроение – затеваю генеральную уборку.
Чинкова:
— А то у трудоголиков нет депрессии!
Фомин:
— Когда труд пропадает, тогда они впадают в депрессию.
Федорович:
— Трудоголизм – это психологическая защита. Это форма ухода от необходимости решать проблему. Это приводит к истощению, в первую очередь. Потому что нарушается порядок бытия, порядок труда и отдыха, что крайне необходимо. И, в принципе, помогает ненадолго. Накопившаяся усталость приводит к раздражению, и человек вынужден все это пересматривать вновь и вновь. Тем более, что это приводит кроме всего прочего к отрыву от семьи и стимулирует больший уход в себя.
Челышев:
— А молитва не может служить способом каким-то образом закрыться от проблем? Ведь человек не может одновременно и молитву творить, и пытаться каким-то образом разговаривать с собой. Следуя вашей логике, получается, что если человек уходит в молитву, забывая о своих проблемах, надеясь на то, что он их разрешит, помолившись, встав с колен, он понимает, что проблемы не делись никуда.
Федорович:
— Молитва должна человека утвердить в себе, а не отвлечь его от труда. Ведь для молитвы есть время, есть время для себя, есть время для труда, есть время для всего остального. Здесь гораздо важнее структура.
Фомин:
— Правильно сказали: невозможно беседовать с Богом и с самим собой. Мы здесь затронули такое понятие, как самокопание. И самокопание очень часто приводит именно к унынию. Вдруг человек что-то увидел в себе и ужаснулся. Церковь говорит немножко о другом. Мы, когда смотрим назад на свою жизнь, не должны это делать постоянно с ужасом. Потому что будущее неизбежно надвигается на нас. Какой частью тела мы встретим будущее, если мы стоим лицом к прошлому, то такое будущее у нас и будет, такое восприятия будущего у нас и произойдет. Церковь говорит о том, что самокопание должно привести к уничтожению, изменению этого состояния, к решению проблемы. К уничтожению корня этого зла, того ужаса, который на тебя накатил. То есть, к прощению греха. Это очень важный момент. Но для того, чтобы грех был прощен, его надо сначала увидеть. И молитва помогает увидеть. Стать ближе к Богу. И тогда грех будет обнаружен, изменен. А грех — это всегда уныние. Любовь – это всегда радость. В радости нет уныния. В радости нет печали. Радость – это внешнее проявление внутреннего свойства любви. Любовь — это внутреннее, глубокое сердечное чувство. А наружу оно проявляется тремя свойствами: это радость, благодарность за все и жертвенность. Так что человек радостный не имеет возможности печалиться.
Челышев:
— Радость тоже штука коварная. Например, алкоголик или наркоман. Нажрался и рад. И благодарен.
Фомин:
— Это тоже форма радости. Только мы говорим о радости, у которой нет последствий печальных. Когда есть бутылка, доза, на утро всегда уныние, грусть нападает, и хочется искусственно удалить. А мы говорим не об искусственном действии. Мы говорим именно о естественном. Радость, допустим, перевести старушку через дорогу. У человека, который это пережил, на утро нет последствий, самоуничтожения и т.д.
Челышев:
— Мне кажется, что есть. Потому что человек, думающий не только о себе, а об этой старушке, может сказать: сегодня я ее перевел, а завтра кто ее переведет? Ведь старушка-то одинока, у нее нет никого.
Фомин:
— Сегодня старушку перевел Антон. Завтра Лена.
Звонок от радиослушателя Андрея:
— Когда дается Богом крест, надо его нести. И не роптать. Я молитвой только и спасся по жизни. Можете верить, можете — нет.
Федорович:
— Что касается алкоголя, то сам по себе он ведет к нарушению связей между корой и подкорковыми структурами. То есть по сути своей это опьянение, перевод организма в некий автоматический режим. И радость в этом смысле мне кажется весьма и весьма сомнительной. По той простой причине, что ведет к разрушению. Выпил, оглушился и вроде бы как и нет проблем никаких. Для жителей большого города очень удобный формат. Это не тот стресс, который несет с собой технотронная катастрофа, война или что-то в этом духе. Это очень тихий, медленный, тонкий стресс. Он выражается в том, что к нам предъявляются завышенные требования, стремясь соответствовать которым, мы разрушаемся. Это, как говорил Эрих Фромм, то самое общество потребления, где материальное превалирует над моральным, над этикой. Это говорит о том, что ориентиры наши направлены совсем на иные моменты – у кого больше яхта, у кого больше уровней в коттедже, у кого круче гаджет. Человек погружается в необходимость соответствовать, он на это кладет свое время, свою жизнь, из-за этого впадает в уныние и прячется за стакан.
Что же касается веры и молитвы, то это как раз тот фактор, который должен человека укрепить в себе и объединить его с ему подобными, с тем, чтобы человек обратился к семье, к любви, чтобы он мог понимать, что именно это его может поддержать, и именно это может ему обеспечить уверенность в себе в настоящем и в будущем.
Чинкова:
— А как спастись от стресса человеку непьющему и неверующему?
Федорович:
— Стресс — это совершенно четкий момент, который мы можем рассмотреть с точки зрения биохимии. Это совсем не обязательно уныние, это выброс в организм определенных веществ – кортикостероидов и т.д. И есть совершенно конкретные способы утилизации этих веществ, есть физкультура, мышечная нагрузка, которая позволяет утилизировать эти средства. Есть необходимость искать некие увлечения для себя, то, что называется хобби. И они могут быть и в семье в том числе. Дозировать рабочую нагрузку и отдых, то есть уметь отдыхать. Уметь найти, чем себя увлечь. Можно быть, и неверующим, и не алкоголиком, но это не значит, что человеку больше некуда деться.
Фомин:
— Мне рассказывал экскурсовод из одного музея, что ему заказал экскурсию один светский человек. И в конце, уже на выходе тот ему сказал: «Я ничего не понял среди вашего старья, которое вы мне показали, это никакой ценности для меня не представляет».
Мне очень понравилось, как ответил этот экскурсовод. Он сказал: «Вы знаете, это старье в вашей оценке не нуждается, но оценка вами этого старья говорит о вас очень многое».
Если человек неверующий, если он не признает Христа, об этом очень много говорит. Христос — это данность, это то, что есть, это истина. Один наш известный политик, когда его спросили «Как вы относитесь к Христу?», сказал: «Я его уважаю». Ну, хотя бы уважайте его. Это один момент.
Второй момент. Патриарху задали вопрос: «Зачем вообще нужна церковь для светского общества?». Очень много можно полемизировать на эту тему, но если к нашей теме вернуться, то стресс — это последствия греха. Человек, который совершает какой-либо проступок, входит в дисбаланс со своим естеством. Человек же очень положительный субъект, он совершенный, прекрасный. И вдруг он засовывает два пальца в розетку, нарушает заповедь электрика. Что происходит у него в организме? Расстройство, дисбаланс. Естественно, отсюда любые заболевания, вплоть до физических каких-то болезней. Хотя, кстати, по мнению врачей, до 60% болезней – от нашей головы. Поэтому любой стресс имеет своей причиной грех, проступок какой-либо. И вот внимательное отношение к себе, библейским заповедям дает человек возможность в большей степени избежать этих стрессовых состояний.
Челышев:
— Если человек больше времени проводит на работе, чем дома, получается, это тоже грех, преступление против самого себя?
Фомин:
— Против ближнего своего, против детей. Если человек — трудоголик и забывает о своей семье, хотя там и «упаковывает», как сейчас принято говорить, по полной программе, деньгами снабжает, — он откупается, он занимается тем, что он любит, но совершенно не занимается тем, чем ему надо заниматься.
Был такой случай. Пришел человек и говорит: «Я в таком унынии нахожусь!». Чиновник такой большой, ему за 50 уже было.
— А когда вы в последний раз на санках катались?
— Да вы что, как я на санках буду кататься?
— Вы человек верующий, я вас благословляю покататься на санках вместе со своим сыном. Через две недели пришел совершенно другой человек. Говорит: «Батюшка, я в детство вернулся».
Федорович:
— То есть, по сути, вернулся в жизнь человек.
Фомин:
— В естественное состояние вернулся на самом деле.
Я думаю, что в основе любой борьбы, любого противостояния должны стоять такие вещи, как любовь, в первую очередь. Потому что именно она и должна обеспечить правильное восприятие. В любви человек становится добрее и пересматривает очень многие моменты. И я совершенно солидарен с выступающими здесь именно в этом аспекте. Что нужно быть теплее, нужно быть ближе. И тогда материальное будет не так значимо. Это же гонка, это, по сути, преступление. И наши болезни как раз тому и есть подтверждение. Мы рассчитываемся болезнями за неправильные представления, неправильное виденье и не очень правильные стремления. А возможность пересмотреть их и оценить как раз и заключена в молитве, в отношении к Христу, в заповедях, где как раз и заложена своего рода профилактика всех этих моментов.
Федорович:
— Когда мама ругает своего сына, который стоит по колено в луже холодной, то все это воспринимают совершенно нормально. Понятно, она же заботится о его здоровье. А когда вдруг у человека что-то случается после нарушения заповедей, все говорят: Господь какой-то очень суровый, все же так живут, а почему и мне так нельзя. Нельзя. Не потому, что все так живут, а просто нельзя.
Челышев:
— А возможен обратный процесс возвращения к этой системе ценностей, основы которой были еще в библейских текстах прописаны? Ведь развитие технологий и ускорение этой самой жизни говорят нам о том, что, скорее всего, мы будем все дальше находиться от этих норм, и просто выживать будут те, кто дольше может прожить без этого возвращения к естеству.
Фомин:
— Я с вами не согласен. Потому что научно-технический прогресс и вообще наше развитие именно в таком материально-техническом плане может совершенно нормально существовать с нормами этическими. Разве тот же космонавт не может быть вежливым человеком или верующим? В вашей газете был как-то опрос: что ученые могут сделать для человека? Вот они сейчас говорят, что можно вырастить органы, усовершенствовать. Что бы вы обновили в человеке? Мне кажется, только совесть. Как раз роль церкви, наверное, в этом и должна быть на сегодняшний день. И поэтому 200 храмов для мегаполиса – это еще мало.
Челышев:
— А как церковь может вернуть совесть?
Фомин:
— Призвать к совести. Потому что все, что нам дает научно-технический прогресс, все, что нам дает современная наука, можно рассматривать очень двусторонне. Можно атом использовать во благо, а можно и во вред. И тот же Интернет, автомобиль может быть использован в очень разных направлениях. Поэтому движение к совести как раз и есть движение именно во благо. Какие одежды, какой уровень технологий на сегодняшний день существует – это абсолютно никакого значения не имеет.
Челышев:
— Если технологии развиваются, если ученые постоянно придумывают что-то новое, если уровень вещей, которые за человека могут делать механизмы, постоянно растет, это значит, что эта погоня за новыми благами, новыми достижениями будет продолжаться.
Федорович:
— Пусть механизмы все делают. Но мы должны оставаться людьми, мы должны помнить о том, что есть ближние, что есть добро. А механизмы никак этому не мешают. Совсем не обязательно запрягать лошадь, чтобы вспахать участок, пусть им займется трактор. Но это совсем не означает, что мы должны быть холодны по отношению друг к другу и думать об ином – как достичь большего именно в количественном. Не в качественном, а в количественном. Наверное, здесь основа.
(30 Сентября 2011, 16:25)
